Евгения воскобойникова на моем месте читать. «На моем месте» Рассказ модели, которая выжила после аварии
С презентацией книги «На моем месте. История одного перелома», которую Евгения Воскобойникова написала в соавторстве с журналисткой Анастасией Чуковской, телеведущая канала «Дождь» приехала в родной Воронеж в воскресенье, 11 декабря. Как признается сама Женя, в этой книге она «вывернулась наизнанку».
В книге история Женя переплетается с историями других людей, оказавшихся в инвалидном кресле Фото: АиФ/ Фаина Мания
«Вы больше не сможете ходить»
История Жени известна многим. Воронежская красавица, модель в 22 года попала в страшную автомобильную аварию. После шумной вечеринки Женя и ее подруги - Настя и Дина - сели в машину к пьяному водителю. Не справившись с управлением, он врезался в дерево. Девочки чудом выжили, но Жене и ее подруге Насте поставили страшный диагноз. «Вы больше не сможете ходить», - такой приговор им вынесли в воронежской больнице. Девушке-инвалиду пришлось начинать жить заново. Первым важным шагом стала поездка на лечение в Москву.
«В первый приезд в реабилитационный центр мне открылся новый мир, закрытый от тех, кого это не касается. Я не одна. Сколько нас таких, оказывается! Мы спинальники. По моей личной статистике, подавляющее большинство людей, которые, как и я, на коляске, попали в автомобильную аварию. В реабилитационные центры Москвы и Подмосковья откуда только не едут — я видела людей из Калининграда, Уссурийска, Владивостока», - говорится в главе из книги «Добро пожаловать в Саки».
«В книге история Жени переплетается с историями других людей, оказавшихся в инвалидном кресле. И, как ни странно, они во многом схожи. Люди проходят через повторяющиеся стадии - авария или какое-то другое несчастье, затем наступает этап депрессии, переживания травмы. А дальше самое важное - либо человек отталкивается от дна и старается двигаться вперед, либо не отталкивается», - прокомментировала Анастасия Чуковская.
Могла ли я представить, что перееду в Москву насовсем, устроюсь на работу, рожу ребенка… Наверное, это судьба
В воспитании дочери тележурналистке помогает мама Фото: АиФ/ Фаина Мания
Переезд, карьера на ТВ и рождение дочки
Могла ли поверить Женя, что спустя несколько лет после страшной трагедии, ее жизнь снова кардинально изменится. На этот раз - в лучшую сторону. То, что девушка-инвалид из Воронежа станет телеведущей одного из столичных каналов, сама Женя называет «делом огромного случая».
«Не знаю, что это было, возможно, звезды сошлись в одном месте. Уже, будучи в инвалидном кресле, я приехала на несколько дней в Москву. У нас с подругами намечался шопинг. Тогда же знакомые пригласили меня на радио «Серебряный дождь» обсудить проблему «Доступной среды». Эфир вела Ирина Хакамада. Как сейчас помню, мы час проговорили с ней на эту тему. В студию поступало множество звонков, уже тогда было ясно, что люди готовы обсуждать эту проблему, - вспоминала Евгения Воскобойникова на презентации своей книги. - По воле случая, этот эфир слушала Наташа Синдеева (ред . - основатель и генеральный директор медиахолдинга «Дождь»). Вскоре со мной связалась ее помощница и предложила поучаствовать в кастинге на роль ведущей. Не раздумывая, я согласилась. Тогда я даже не думала, во что выльется эта поездка. Могла ли я представить, что перееду в Москву насовсем, устроюсь на работу, рожу ребенка… Наверное, это судьба».
И ведь успешная профессия - далеко не последнее достижение девушки в инвалидном кресле. Спустя семь лет после аварии она родила чудесную девочку Марусю. Как Женя справляется с воспитанием дочери, она рассказала на встрече с воронежцами:
«Спасибо за это, во многом, моей маме. Я не смогла бы и работать, и воспитывать ребенка, и заниматься общественной деятельностью. Ведь даже здоровому человеку все это дается непросто».
Женя активно борется за права инвалидов Фото: АиФ/ Фаина Мания
О «Доступной среде»
Сейчас телеведущая активно борется за права инвалидов. Эту проблему они вместе с соавтором поднимают в книге не раз.
«Сейчас проблеме «Доступной среды» уделяется много внимания. А как мне кажется, когда общество начинает об этом задумываться, это уже 50% успеха. Мы ее наконец-то признали и готовы обсуждать. Несмотря на то, что в нашей стране она стоит гораздо более остро, чем где бы то ни было, я вижу заметный прогресс. Даже по собственному примеру могу сказать, что отношение ко мне прохожих на улице за 10 лет заметно изменилось. Если раньше, я видела в их глазах - ужас, страх, то теперь они реагируют на меня совершенно спокойно и адекватно», - отметила Женя.
«Пока мы писали эту книгу, я натолкнулась на проявление разной воли к этой проблеме. Большой воли телеканала «Дождь», чье руководство решилось взять ведущую в инвалидном кресле и сделать ее звездой, - прокомментировала Настя. - Но есть и множество проявлений маленькой воли. Например, когда руководитель кафе решил установить в своем заведении пандус. Все это, я считаю, маленькие шаги к решению серьезной проблемы».
Евгения Воскобойникова родилась в Воронеже в 1984 году, училась в Воронежском государственном университете по специальности «экология», работала моделью. В 2005 году стала победительницей конкурса «Леди Совершенство». В 2006 году, после автомобильной аварии, она потеряла способность ходить. В 2010 году начала работать ведущей на воронежском телеканале «Губерния». Через год ее пригласили в Москву на телеканал «Дождь». Одна из основных тем в работе телеведущей – защита прав людей с инвалидностью. Она ведет насыщенную общественную жизнь, является лицом проекта Bezgraniz Couture, много путешествует. Вышла замуж и в 2014 году родила дочь. В конце 2016 года Евгения в соавторстве с журналисткой Анастасией Чуковской опубликовала книгу «На моем месте. История одного перелома».«Никому не интересно постоянно тебя жалеть»
— Ваша книга чем-то похожа на роман для женщин: в ней есть очень личные подробности. Это заранее выбранный жанр, или решение быть искренней до конца?
— Я не видела смысла лукавить. Женский роман? Да, мы хотели, чтобы книга была интересна любому читателю, и не только «темой инвалидности». Это легко написанная книга о сложных проблемах. Хотя недавно я видела комментарий, где пишут, что «не хватило жести и треша» из жизни российских больниц. На самом деле о совсем уж адских вещах мы старались говорить с юмором, чтобы смягчить весь этот ужас. Мне самой так было легче.
Все-таки пережить некоторые вещи можно, только глядя на них с улыбкой.
— Вы пишите, что работа над подобной книгой — это много «слез и нервов». Не слишком ли дорогая цена?
— Вы упоминали, что между человеком, попавшим в сложную ситуацию, и его окружением всегда возникает барьер. По чьей вине?
— Мне кажется, в первую очередь это происходит из-за самого факта случившегося. Этот факт — он дает трещину. А потом эта трещина разрастается с двух сторон. Человек, который попал в сложную ситуацию, замыкается в себе, порой не хочет делиться проблемами, в которых он «варится».
С другой стороны, когда к человеку, который не может ходить, приходят и рассказывают: я не могу выбрать из двух мужчин одного, — то поначалу ты реально злишься. Этот момент надо пресекать, не давать себе развиваться в этом ключе, потому что как только ты перестаешь интересоваться проблемами других, как только ты заставляешь всех погружаться в свои проблемы, люди начинают от тебя отворачиваться.
В тебе хотят видеть стержень, который был до травмы.
В то же время, когда я начинаю вести себя с коллегами так, как будто мне не нужна никакая поддержка, они перестают помогать. И я понимаю, что мне их помощь все-таки необходима. Важно уметь балансировать.
— Однажды врач сказал вам, что вы никогда не будете ходить. Вы думаете, что не стоит говорить такие вещи пациентам?
— Спорная тема. Таких врачей много. Много и других, которые ничего не говорят, хотя, наверное, могли бы, и это изменило бы чью-то судьбу. Возможно, спустя годы я могу сказать ему спасибо, потому что для меня этот резкий поворот был на тот момент важен. Я начала совсем по-другому оценивать происходящее, реалистичней.
Но, наверное, такую информацию должны сообщать не физиотерапевты, а психологи, которые будут делать это профессионально. Потому что кого-то это знание может простимулировать, а кого-то – сломать.
— Вы сама водите машину, не страшно после аварии?
— Нет, у меня не было никаких мыслей по поводу того, что я попала в аварию, не могу теперь ходить, и вдруг что-то подобное случиться еще раз.
Мне страшнее ездить, когда кто-то другой за рулем, а я рядом, поэтому я крайне редко пользуюсь услугами такси. А в себе я уверена.
— Я заметила, вы не один раз критически высказывались о мужчинах с инвалидностью.
— Это мое сугубо личное мнение и мое впечатление от увиденного. Мне кажется, мужчине гораздо сложнее быть сильным, чем женщине. Женщине, чтобы быть сильной, не нужно особенно стараться. Я имею в виду, чтобы быть сильной эмоционально, не физически. Так, чтобы говорить: «Я сильная женщина».
Мужчине нужно многое доказывать обществу. Ему нужно хорошо зарабатывать, ему нужно быть физически развитым, нужно служить в армии и много чего еще. Не все с этим справляются, и когда у тебя есть повод не справляться, ты просто разводишь руками: я был сильным, а теперь не буду, у меня травма.
Не все мужчины после сложных потрясений в жизни могут переступить через эту черту и решить для себя: я не слабый, меня не надо жалеть, я буду идти дальше. Вполне возможно, что те мужчины, которые на меня такое впечатление произвели, сейчас совсем другие. Вполне возможно, что я тоже достаточно скверно себя вела, ведь я не видела себя со стороны.
«Я такая же часть коллектива «Дождя», как коллеги с рыжими волосами»
— А сейчас вы испытываете какие-то ограничения в работе в связи с инвалидность?
— Ну, например, я вряд ли пойду делать репортажи с каких-то несанкционированных митингов, где находиться бывает просто опасно. Но я не считаю, что тут дело только в инвалидности. У меня адекватное начальство, которое оценивает мои силы и возможности.
— Вы стеснялись камеры, когда начинали работать в эфире после аварии?
— Как мне казалось вначале, не стеснялась. До этого я снималась в сюжетах, посвященных нашей аварии, записывала свою рубрику на Воронежском телеканале «Губерния», и уж точно не боялась камеры. Но на деле, когда мы пересматривали записанные тракты, оказалось, что это был «тихий ужас». Зажатость, неправильная речь, бесконечные оговорки, которые меня же выбивают из колеи. Оговорки, конечно же, есть и сейчас, без этого никак в прямом эфире, но теперь я не реагирую на них так эмоционально и всегда с юмором пытаюсь выходить из ситуации.
— На подготовку к эфиру вы тратите сейчас больше времени, чем до аварии?
— Боюсь показаться самонадеянной, но порой выходит так, что на подготовку совсем нет времени. Например, так бывает во время спецэфиров, когда происходит что-то важное, и уже не встает вопрос: ты успеешь? Ты просто должен моментально идти в кадр. И нет разницы — на коляске ты, без ноги или на своих двоих.
— В чем особенности вашего положения ведущей в инвалидной коляске? Вам нужны в студии какие-то дополнительные условия, приспособления?
— Мне, как и любому колясочнику, нужен большой санузел с широкой дверью, широкие проходы везде, где приходится бывать в течение рабочего дня. Не всегда удается донести до всех коллег, что я смогу проехать, только если они будут ровно ставить офисные стулья. Но ведь всегда можно попросить их подвинуться. Еще в студии «Дождя» у меня есть свой подиум, чтобы доставать до стола.
— Как влияет инвалидность на взаимодействие с коллегами? Есть какая-то особая реакция с их стороны?
— Со стороны коллег уже давно, как мне кажется, нет особенной реакции на меня. Я часть коллектива, такая же, как, например, коллеги с рыжими волосами, с огромными татуировками.
— А бывает такое со стороны собеседников, приходящих в студию, которые смотрят на ваши ноги и переживают, не зная, что мешают тем самым работе? Как вы их переключаете, есть какие-то приемы?
— Обычно, когда собеседник ошарашен моим положением, внешним видом, это играет на руку мне как журналисту. Ты можешь начинать задавать свои вопросы, не дожидаясь вопроса от собеседника. Брать его «горяченьким»! Но я не могу припомнить случая, чтобы кого-то действительно шокировало то, что я, будучи ведущей, передвигаюсь на коляске. Скорее наоборот, сейчас такая тенденция, что становится модно быть необычным, не таким, как все!
«Люблю красиво одеваться»
В какой-то момент Евгения начала активно переписываться в WhatsApp с одним из зрителей «Дождя» — адвокатом Михаилом Гагаркиным. Оказалось, что он живет в Харькове и влюбился в ведущую, когда увидел ее в эфире. Во время третьей встречи Михаил предложил Евгении выйти за него замуж.
«Миша терпел все мои капризы и не отступал от цели», — пишет телеведущая в своей книге
. В конце концов, они поженились. Однако они так и не смогли определиться, где жить. «Я не хотела быть женой ради того, чтобы ходить в спортзал, по салонам красоты и стоять у плиты», — пишет Евгения. Со своей стороны, Михаил из-за работы тоже перестал летать в Москву. Пара виделась редко. При встречах часто возникали конфликты. «Мы почему-то действовали друг на друга разрушающе», — призналась телеведущая. В конце концов, она подала на развод.
«Я не снимаю с себя ответственности за то, что наш брак рухнул. Я не смогла Мише дать то, чего он хотел, как и он в свою очередь не смог сделать того же для меня. Мы оба поторопились», — считает она. 20 января 2014 года у Евгении родилась дочь Маруся.
— Как вам удавалось справляться с заботами о дочке, когда она была маленькая?
— Сама не знаю. Мама помогала. И здоровой женщине здесь сложно справиться с нагрузками, с гормональными перестройками. Физически не скажу, что было сложно. Я почти все могла делать самостоятельно, только не могла сама мыть дочку в ванной. А так я таскала ее по всей квартире, у меня был специальный матрасик, кокон-бэби. На улице к моей коляске крепилась специальная люлька. Самые сложные – первые полгода.
— Вам трудно дается домашний быт? Например, вы готовите дома или предпочитаете кафе, рестораны?
— В рестораны с друзьями не так часто приходится выбираться. В основном я стараюсь ходить в проверенные заведения, где для меня все доступно. Если мы выбираем какой-то новый ресторан, то чаще всего я звоню и спрашиваю, удобно ли мне будет приехать туда на инвалидной коляске. Даже если у них есть на входе ступеньки, обычно они говорят, что охрана или официанты мне помогут. У меня не было с этим сложностей.
Что касается дома, то да, я люблю готовить и готовлю. Иногда мои домашние даже ждут меня с работы, чтобы я что-то приготовила, или чтобы в выходные сделала что-нибудь свое фирменное. Очень люблю готовить супы, русская кухня превалирует над всем остальным.
Что касается удобства-неудобства, то у меня вся мебель на кухне чуть ниже нормы, где-то сантиметров на десять. Плюс, раковина у меня сделана как стол, чтобы я могла коленками под нее заехать и сама мыть посуду.
Я старалась не захламлять свой интерьер специальными приспособлениями, например, кроватями с пультами управлениями, это делает дом похожим на больничную палату.
Кроме того, это сильно расслабляет, ты привыкаешь к какому-то особому комфорту, и потом адаптироваться в другой обстановке очень сложно.
— В книге вы часто упоминаете о том, что на вас было надето в тот или иной момент, о том, как вы ездили за покупками. Для вас важна красивая одежда?
— Да, для меня немаловажно, как я выгляжу внешне. Внешний образ важен для меня и как для человека, работающего на ТВ, и как для мамы, которая подает пример дочери, просто для настроения. Я люблю красиво одеваться, люблю хорошие вещи.
В основном ношу удобную для меня одежду, преимущественно трикотаж, джинсы, кеды, кроссовки. До аварии я очень любила каблуки, сейчас не могу себе их позволить. Но благодаря последним трендам есть очень много красивой обуви и на плоской подошве.
— Вы являетесь лицом проекта Bezgraniz Couture, который занимается созданием модной одежды для людей с инвалидностью. Эту одежду можно купить в магазине, или она предназначена только для подиума?
— Когда Янина Урусова (создатель проекта Bezgraniz Couture – прим. Ред.) все это задумывала лет шесть назад, никто вообще не знал, что такое одежда для людей с инвалидностью. Сейчас это стало более-менее трендовой темой, люди с инвалидностью даже появляются на подиумах Недели высокой моды. Это огромный прорыв для России, о котором лет пять назад мы и мечтать не могли, и не думали, что в глянце появятся огромные полосы, на которых во весь разворот будут люди на инвалидных колясках. А ведь на самом деле это очень мотивирует людей.
Что касается Bezgraniz Couture, то это очень маленькие коллекции, капсульные, и чтобы пустить это в производство, нужно финансирование, а для этого нужно понимать, что у продукции будет конечный покупатель. Пока что доказать, что этот конечный покупатель есть, не так просто. Говорить о том, что Zara или H&M запустят отдельную линию одежды для людей с инвалидностью, еще не приходится. Но, вполне возможно, какие-то детали, предусмотренные для инвалидов, станут бумом и для здоровых людей, потому что это удобно. Например, какие-то спортивные брюки на липучках…
— В одном из интервью вы противопоставили понятия смириться с инвалидностью и адаптироваться к ней. А в чем разница?
— В моем понимании, если ты смирился, то ты опускаешь руки. А если я адаптировалась, то это значит, что я приняла эту ситуацию, но не собираюсь жить жизнью среднестатистического российского инвалида — сидеть дома и зависать в соцсетях. Тот, кто адаптировался, не будет все время рассчитывать на помощь со стороны, а попытается сам что-то изменить: например, разместить свое резюме на Head Hunter.
В начале декабря в издательстве «Индивидуум» выходит книга «На моём месте. История одного перелома», совместно написанная Евгенией Воскобойниковой и журналисткой Анастасией Чуковской. Евгения Воскобойникова - телеведущая, активистка и модель, которая в двадцать два года вместе с подругами попала в автомобильную аварию и теперь вынуждена передвигаться в инвалидном кресле. Приводим отрывок из главы «Пошевели пальчиком», в котором Евгения рассказывает, как она оформляла инвалидность и с какими предубеждениями сталкиваются люди с инвалидностью в России.
Глава 6. Пошевели пальчиком
Я вернулась домой обессиленная. Я больше не могла задаваться вопросом, что дальше. Мне хотелось взять паузу, чтобы понять, а что теперь - раз никакие врачи, физиотерапевты, чудодейственные тренажёры и преподаватели лечебной физкультуры мне не помогают. Наверное, правы ребята. Чем скорее я признаю, что ничего нельзя сделать, тем легче мне станет дальше жить. Пока я не вылезала из больниц, мой брат женился. У близких жизнь продолжалась. Я понимала, что и моя тоже должна продолжаться. Тем временем моя героическая мама в перерывах между работой проходила через огонь и медные трубы в собесах и соцстрахах - пришла пора оформлять инвалидность. Инвалидность. Я пыталась примерить это слово на себя, но у меня не получилось. Какой же я инвалид? Неужели так бывает? А что это значит? Сама мысль, что я должна просить признать себя зависимой, требовать пенсию 6 500 рублей в месяц, меня угнетала. Но ещё больше угнетало то, что не каждый может добиться такой чести от государства.
Предстояло собрать огромное количество новых справок, хотя мои выписки из больниц и реабилитационных центров, снимки и МРТ - это уже тяжеленная папка. Дома звучало бесконечное «Алло, здравствуйте, Вадим Петрович? Вадим Петрович, это Елена, мама Жени Воскобойниковой, вы помните нас? Да, Вадим Петрович, перезвоню. Когда вам удобно?» С каждым из моих врачей предстояло заново встретиться, попросить выдать новые бумаги, чтобы дата экспертизы стояла сегодняшняя. Маме приходилось бегать по разным этажам больницы - то печать поставить, то подпись переделать, то с печатью ошиблись, надо заново, а вот заметили опечатку. Жуткая бумажная волокита. Надо было собрать как можно больше доказательств, что с моим диагнозом жить невыносимо. С этим личным делом предстояло отправиться в поликлинику на специальную комиссию. Я себе это не так представляла. Мне казалось, что всё должно было уже произойти. Я думала, что наиболее безболезненно и логично это можно было сделать так: врачи сообщают в специальную службу, что появился такой пациент, секретарь принимает все документы, и вот нам перезванивают и говорят: «Всё готово. Вам удобно забрать у нас или нам отправить курьера?» Казалось бы, что может быть проще? Но на деле всё было иначе.
Сначала выяснилось, что я не была прикреплена к своей поликлинике. Неудивительно, ведь я почти никогда не болела. Мне предстояло прикрепиться. Чтобы прикрепиться, надо лично появиться в регистратуре. А чтобы лично появиться в регистратуре, надо прийти в поликлинику. Но как? Пандуса нет, лифта нет, как после регистрации попасть на комиссию на третьем этаже, я не знаю. В итоге мама проходила за меня все эти круги российского ада, так хорошо знакомые каждому участнику этого процесса: «Женщина! Куда вы лезете?», «А кто последний?», «Вы за кем занимали?», «Можно я зайду - мне только спросить», «Мужчина с портфелем куда-то ушёл, значит, моя очередь». И наше с мамой любимое: «Женщина! Вас тут не стояло!»
Можно было организовать приезд комиссии на дом. Надо было подгадать, когда все три врача смогут совпасть по расписанию. Сердобольный терапевт подсказал: «Не забудьте им заказать такси до вашего дома и обратно, пешком они к вам не пойдут. Бахилы купить не забудьте, обувь они снимать не будут. И попросите Женю вести себя потише. Если может - пусть заплачет. И пусть ни в коем случае не выезжает из комнаты их встретить - надо показать, какая она немощная». Две пожилые дамы и пожилой господин обступили меня в нашей гостиной и начали задавать вопросы:
Женя, пошевелите ногой, пожалуйста. Не можете? Точно не можете?
А сейчас? Давайте попробуем. Ну хотя бы пальчиками чуть-чуть.
Я смотрела на них, как на идиотов. Мне было за них стыдно. Я понимаю, что это их работа, но ведь это просто абсурд. В результате мне дали инвалидность I группы только на год. Как будто с диагнозом «разрыв спинного мозга» в один прекрасный день я встану и пойду, а свою пенсию буду тратить на педикюр и скрывать это. А потом буду снова садиться в свою коляску, чтобы притвориться инвалидом и попасть по квоте в санаторий. Но не в Москву, это только для москвичей. И не в Крым - это тоже только для москвичей. А куда-нибудь неподалёку и не по профилю. Первые три года инвалидность мне продлевали только на год.
Раньше на меня смотрели с восхищением - как я иду по подиуму, как позирую фотографу. А сейчас на меня смотрят с неподдельным ужасом, будто я заразная
Как-то раз позвонила подруга. Я сидела дома, делала завтрак, смотрела из окна - валил снег. Подруга звонила с улицы, она еле успевала на работу.
Ну ты представляешь, такая слякоть, я на каблуках, несколько раз чуть не упала! Вся взмокшая влетела наконец в маршрутку, водитель хотел сначала уехать, но я прям кулаком по ней долбанула, так что он остановился и открыл. Боюсь, всё равно опоздаю на работу, опять будет выговор. А ты чем занимаешься?
Завтракаю.
Ох, Женька, хотела бы я оказаться на твоём месте!
Ты уверена?
Ой, прости, я не это имела в виду.
Я понимала, что меня засасывает какая-то трясина. Я не знала, как общаться с теми, кто остался рядом. Люди не знали, как со мной разговаривать, о чём. О том, как классно они где-то потусовались? Как куда-то съездили? Да я и сама не знала, что им сказать. Иногда звонила какая-нибудь компания знакомых, которая считала, что, раз я сижу дома, у меня наверняка нет никаких дел и планов. «Ну что, мы зайдём к тебе! Когда? Точно сказать не можем, это может произойти в любой момент, мы тут по делам катаемся, ну ты же ничего не делаешь особенного, правда?» Они приезжали и спрашивали: «Ну что, есть прогресс? Что говорят врачи?» С тех пор как я начала ездить по центрам, у меня сменился круг общения. Я могла говорить только с теми, кто пережил то же, что и я.
То же происходило и с моими родителями и их друзьями. Непосвящённым людям наша жизнь была не очень понятна. Какая-то динамика в моём состоянии была, но в этих нюансах могли разобраться только мы сами. Наверное, друзьям было неловко лишний раз позвонить. Возникали всё большие паузы в общении, после которых было трудно снова появиться и продолжить с того места, где всё остановилось. Мама перестала общаться с близкой подругой. Когда я попала в аварию, та сказала что-то вроде: «Ну, это было предсказуемо. Это наказание. Зачем же она моделью повсюду шастала!» - и маме это передали. Зачем надо было передавать? Наверняка подруга сказала это в сердцах, не понимая, что сейчас испытывает моя мама, да и вообще все мы. Но эта фраза положила конец их отношениям.
Хотелось сменить обстановку, но я отказывалась ездить с друзьями в те места, которые не оборудованы для моей коляски. На их предложения «да мы тебя отнесём» я огрызалась. Я не могла адекватно реагировать, просто благодарить за заботу, меня эти предложения унижали. Меня разрывало между «я же инвалид» и «я сама всё сделаю». В Воронеже после реконструкции открылся центр, в котором есть кинотеатр, ресторан, кафе. И в нём все оборудовано для людей в инвалидных креслах - везде пандусы, широкие проёмы. Вот туда я могла ездить без проблем.
Мы с мамой отправились в кино. Первый раз я, можно сказать, вышла в свет на коляске. Мы попали на фильм Андрея Кончаловского «Глянец». Я не могла оторваться от экрана, передо мной проносилась вся наша безумная модельная жизнь. Так вот мы кто, оказывается, - «мохнатое золото», по выражению одного из главных героев, который по сюжету обеспечивает толстосумам компанию хорошеньких девиц. На моменте, когда этот же герой проверяет мягкость пяток своих подопечных моделей, я хохотала - у нас тоже такое было! Но как же нам повезло, что в нашем случае всё было вполне невинно. И, конечно, героиня Юлии Высоцкой была мне знакома - девушка из Ростова, которая хочет красивой жизни. Когда были показаны сцены на Лазурном Берегу, я вспомнила, как в конце наших поездок нам, девочкам, дарили украшения с бриллиантами. Для того, чтобы их получить, надо было принять участие в какой-то игре. Как-то раз надо было залпом выпить шампанское, чтобы достать кольцо, которое лежало на дне бокала. Моя подруга всю поездку питалась только листьями рукколы, боясь потолстеть, и после нескольких глотков ей стало плохо. Всё это было невозможно далеко от меня теперь. С какой-то другой Женей. Это её вместе с другими девчонками остановили в аэропорту Лондона и попросили открыть чемодан. А в чемодане были огромные разноцветные фаллоимитаторы - подарок на память о поездке на Багамы. Иногда до меня доходили новости из жизни девочек-моделей, они так и ездили с Димой по миру, некоторых я видела в журналах. Мне казалось, что у них жизнь продолжается, а у меня остановилась. Но почему-то туда, к ним, уже не хотелось.
В зале зажёгся свет, мы с мамой выехали в вестибюль кинотеатра. На меня были направлены все взгляды. Я занервничала. Раньше на меня смотрели с восхищением - как я иду по подиуму, как позирую фотографу, как танцую. А сейчас на меня смотрят с неподдельным ужасом, будто я заразная. А также с состраданием. И это длится не какое-то мгновение, меня сверлят глазами - взрослые мужчины и женщины, пожилые люди, молодые, все! Мне вдруг стало стыдно. Это всё коляска? Я плохо выгляжу? Но я сделала укладку, макияж, я хорошо одета. Но нет, на меня всё равно смотрели, как на инопланетянина. Мама это тоже заметила. Я чувствовала, как она напряглась. После этого я на несколько недель закрылась дома. Даже думать не хотела о том, что мне когда-нибудь ещё придётся выйти. Что ещё меня там ждёт?
Но долго я не выдержала. Мама меня выманила на шопинг, хотела меня порадовать. Мы поехали в торговый центр. После покупок мы подошли к стойке информации что-то уточнить насчёт парковки. И тут администратор начал отвечать не мне, задавшей вопрос, а моей маме! Как будто если я на коляске, то, скорее всего, я соображаю тоже плохо и понять ответ я не смогу. Лиза и Света потом подтвердили, так оно и есть. Действительно, людям кажется, что если у нас инвалидность, то она и на деятельность мозга обязательно распространилась. У Лизы была такая история: ей назначили физиотерапию. Предстояло каким-то специальным лазерным аппаратом светить на больное колено. Обстоятельная женщина в белом халате инструктировала Лизу: «Только ни в коем случае не свети себе в глаз. Ты поняла меня? Только не в глаз. Аппарат должен работать только с твоим коленом. Ко-ле-ном. Это ясно?» Лизе было всё ясно. Доктор вышла из кабинета. Буквально через несколько секунд эта женщина внезапно вбежала обратно - проверить, не светит ли Лиза лазером себе в глаз, пока никто не видит!
Я злилась. Всё, с чем я сталкивалась, заставляло меня думать, что со мной всё кончено, и моя задача - смириться с этим как можно скорее. Дома я открыла компьютер и залезла на форумы для инвалидов. Люди жаловались на свои цистостомы, просили совета, разбирались в законодательстве, кто-то задавался вопросом, есть ли секс после травмы, какова вероятность выйти замуж… В этих тредах разворачивался мир, закрытый от тех, кого это никак не касается. Мир, в котором люди разделились на тех, кто злится и жалеет себя, и на тех, кто думает, что всё ещё возможно, и призывает остальных не опускать руки. Причём в этих двух лагерях случаются перебежчики. Активные позитивные оптимисты вдруг сталкиваются с несправедливостью, закрываются и прячутся дома. И, наоборот, тот, кто вчера ныл, видит, что его знакомый по форуму получил второе высшее, и тоже теперь рвётся в бой. Я скроллила сообщения от пользователей Хеллбой, Мистер Мачо, godisme365 и думала, что это не моё. Я не смогу закрыться от мира и сидеть сутки напролёт на форумах cреди себе подобных, выдавать себя за того, кем не являюсь. Мне надо что-то делать.
Фотографии: Денис Борисов-Рис, Bezgraniz Couture, Издательство "Individuum"
- 24. 01. 2017
В 22 года модель Евгения Воскобойникова попала в аварию и оказалась в инвалидном кресле. После этого она переехала из Воронежа в Москву, стала ведущей на «Дожде» и родила дочку Марусю
Мы хотим снять, как вы несчастны. Соглашайтесь, это может и на суде сыграть в вашу пользу
Только через пять лет после аварии я первый раз поговорила с психологом. Я об этом уже упоминала, но хочу еще раз подчеркнуть - никакой системы, никакого протокола, что делать, если человек жил себе жил, попал в аварию и остался навсегда инвалидом, не существует. Каждый карабкается как может. Кому-то везет оказаться в столице, где есть подобные наработки, кому-то везет встретить грамотного врача, который знает специалиста по теме и советует к нему обратиться. А кому-то не везет.
Мы с Лизой и Светой были собственной группой поддержки. Я старалась раскрасить свою жизнь чисто технически - я окружила себя розовым. В буквальном смысле: розовой одеждой, розовыми заколками, розовыми сапогами, розовыми сумками - я хотела победить хандру и серость вот таким лобовым методом. Девчонки смеялись надо мной. В очередном реабилитационном центре я сидела на кровати в малиновом костюме. Его сделала Маша Цигаль, он был расшит крупными стразами, на мне красовалось мое собственное имя: Евгения Воскобойникова! А вокруг грязные протечки на стенах, ободранная штукатурка, убогое постельное белье, у меня в руках пластиковая тарелка, мы заливаем «Ролтон» кипятком и сейчас будем есть. А потом чай пить из эмалированной кружки. Ну как тут без ярких красок?
Санаторий для спинальных больных. Пытаюсь стоять в брусьях. Крым, 2007 Фото: из личного архиваПосле травмы мысли путаются, надо еще догадаться, что хорошо бы поговорить с опытным психологом. На самом деле психологическая помощь нужна всем и сразу, не только тому, с кем приключилась беда, но и его родственникам. Ведь после случившегося они испытывают настоящий шок, проходят через колоссальный стресс. Они за считанные секунды впадают в полную зависимость от своего ребенка, мужа, жены, родителя, брата, сестры. Они совершенно теряют свободу: не могут уехать, оставить его одного. К тому же им трудно принять тот факт, что их близкий стал инвалидом. Они не знают, что делать, как общаться, как правильно ухаживать. Если такую семью с самого начала поддерживает профессионал, переживание произошедшего проходит конструктивнее, что ли. Рано или поздно все понимают, что жизнь не повернуть вспять. Пора принять, что ничего не будет как прежде. На то, чтобы понять, что и я уже другая, у меня ушло три года. И еще несколько лет на то, чтобы понять, как жить дальше.
Своего первого и единственного психолога Дарью Андреевну я встретила в реабилитационном центре «Преодоление» в Москве. Дарья Андреевна начала заниматься темой психологической помощи инвалидам в конце девяностых, когда никакой отечественной литературы на эту тему просто не было. Психологи пытались пользоваться имеющимися наработками по общению с онкобольными, жертвами стихийных бедствий, но это не всегда хорошо работало. Дарья Андреевна с пациентами центра занимается так называемой экзистенциальной терапией. Она помогает найти смысл в жизни в новых обстоятельствах, дает возможность человеку найти себя в какой-то деятельности.
Дарья Андреевна первой заметила, насколько крепко я вжилась в роль героини плаксивых телевизионных сюжетов. Она мне сказала: «Попробуй не зацикливаться на этом. Не заняться ли тебе чем-нибудь более конкретным? Если ты так хорошо себя ощущаешь в кадре, может, тебе попробовать получить работу на телевидении?» Я была ошарашена таким предложением. Я живу в провинции. Я инвалид. Какая работа на телевидении? В голове крутились все эти вопросы. Я начала понимать, что я уже несколько лет загоняю себя в тесные рамки, хотя мне казалось, что я, наоборот, всему миру демонстрирую свою активную жизненную позицию. Вот только походами в кафе она не заканчивается.
A photo posted by Издательство Individuum (@individuum_books) on Jan 23, 2017 at 4:43am PST
Если бы я встретила Дарью Андреевну раньше, мне бы это очень помогло и сэкономило бы немало нервов и бессонных ночей. Снова замкнутый круг: попасть на консультацию к Дарье Андреевне или к другому специалисту с подобным опытом можно в реабилитационном центре. «Преодоление» принимает только тех, у кого уже оформлена инвалидность. Инвалидность оформляют минимум через четыре месяца после того, как случилась беда. В большинстве случаев слово «инвалид» в первые месяцы для человека неприемлемо, как это было у меня. «Какой я инвалид? Я встану и пойду. Я не хочу себя заклеймить», - так я рассуждала. На реабилитацию до сих пор часто попадают случайно, никто ничего не знает. Надо рыть, чтобы найти необходимую информацию, а это не все умеют. И уже не говоря о том, что, несмотря на дотации соцзащиты, реабилитационные центры стоят дорого. Человек сталкивается со своей новой реальностью: еще вчера он бегал по своим делам, а сегодня не может выйти из подъезда. А если ему это удается, то на него все пялятся. Он только что управлял своей жизнью, работал, а теперь у него кончаются последние сбережения, а что ему сулит будущее - неизвестно. Пока человек попадет на прием к условной Дарье Андреевне, стресс может довести его до ручки.
После каждого интервью на телевидении мне приходили десятки сообщений в «Одноклассниках». Наша страна оказалась богата на искренних людей, которые, видимо, могут прочувствовать чужую беду, стоит им расписать ее во всех подробностях, и выстроить повествование по законам драматургии. Мне было приятно получать слова поддержки, хотя реакция была в основном такая: «Как же так? Красивая девушка и на коляске, ай-ай-ай» - как будто с красивыми ничего плохого не случается, и болезни удел некрасивых. Возможно, я и сама когда-то думала, что плохие вещи случаются только с людьми из какого-то параллельного мира. А на деле это оказалось совсем не так. Большинство травм - это автомобильные аварии, неудачные приземления в спорте. Жертвами обычно становятся представители среднего класса, которые могут себе позволить
иметь машину и кататься на лыжах, горных велосипедах и заниматься разного рода экстремальными видами спорта.«Я хотела удлинить ноги. К сожалению, операция прошла не слишком удачно». Мой ответ девушка приняла за чистую монету
После документального фильма с громким названием «Плата за скорость» мне пришло сообщение от мужчины из Москвы. Слово за слово, завязалась переписка. Меня удивило, что Леша так же чувствует смешное, как и я. Это довольно редкое качество у здоровых людей. Мы с Лизой и Светой соревнуемся в черном юморе. У нас это приобретенный навык, он совершенно необходим, когда б
Ó льшую часть времени тебя окружают врачи и другие колясочники. Хотя я понимаю, со стороны наши шутки могут показаться диковатыми. Мы с друзьями-колясочниками можем сказать один другому «ты чё тут расселся», хотя понятно, что это только нам между собой смешно, а если кто-то из здоровых людей так к нам обратится, это будет по меньшей мере неуместно. Помню, на какой-то вечеринке очередная фифа (которой я сама была еще недавно) со вздохом провожала меня жалостливым взглядом, ее любопытство взяло верх, и она спросила:Что с тобой случилось?
Я хотела удлинить ноги. К сожалению, операция прошла не слишком удачно.
Мой ответ девушка приняла за чистую монету и от ужаса не знала, что сказать! «Что с тобой?» - этот вопрос я читаю в глазах всех, кого встречаю в подъезде, на автомобильной парковке, на вечеринках, на встречах, на улице - везде.
На «Дожде»
Фото: Денис Борисов-Рис
Мы с друзьями-колясочниками коллекционируем такие истории. Мой друг Слава любит проехать мимо шумной компании мальчишек, которые на веранде какого-нибудь заведения курят кальян и веселятся, и обратиться к ним с поучительной речью: «Братухи, а я ведь тоже раньше любил кальян. Чуть ли не каждый день его курил. А в результате, вот оно как обернулось», - Слава бросает печальный взгляд на свою коляску, а ребята не могут вымолвить и слова.
Есть еще у нас замечательный парень Саша. Как-то раз к нему приехала девушка Инна, фотограф, она делала проект о колясочниках. Это Слава их познакомил, и, чтобы как-то подготовить Инну к предстоящей встрече, он ей сказал:
Ты когда с ним будешь говорить, ты старайся ничего не упоминать о медведях.
О медведях? Почему?
Ну как же - Саша однажды пошел на охоту, и его там задрал медведь!
Господи, какой ужас!
Когда Инна приехала к Саше, она хотела его как-то поддержать и начала со слов: «Саша, я слышала, что с вами произошло в лесу, мне так жаль», надо было видеть Сашино лицо! Конечно, никакого медведя он не встречал.
Леша наши шутки прекрасно понимал. Мы с ним болтали вечерами напролет. Он был старше меня, в разводе, играл на бирже, по выходным виделся со своей взрослой дочкой. В переписке он явно заигрывал со мной, и сперва меня это невероятно удивляло. Как давно я ни с кем не кокетничала! Как давно я не чувствовала, что имею полное право получать удовольствие от того, что я кому-то нравлюсь, пусть и по переписке.
Я снова была собой. Не колясочницей с тяжелой судьбой, а молодой девушкой, которая нравится мужчине
Однажды в дверь позвонили. Папа открыл дверь, на пороге стоял какой-то человек с гигантским плюшевым медведем. Он попросил Женю. Я в этот момент была в своем коронном розовом костюме, с маской на лице и успела накрасить лаком несколько пальцев. Мне было не до каких-то курьеров, но человек настаивал, что отдаст медведя только лично в руки. Мне надо было соблюдать осторожность с только что накрашенными ногтями, так что пришлось заставить его подождать. Наконец я выехала из комнаты, человек вручил мне медведя и многозначительно улыбнулся. Повисла неловкая пауза. От меня чего-то ждут? Пригляделась к курьеру. «Это ты?» Леша стоял на пороге, непохожий на свою фотографию в профиле «Одноклассников», но с тем же озорством во взгляде! В Воронеже он оказался проездом по пути в Белгород, у него было несколько свободных часов, так что он сразу перешел к делу: «Собирайся, поехали куда-нибудь пообедаем».
Легко сказать «Собирайся!» Я и раньше, пока себя полностью в порядок не приведу и не придумаю, что мне надеть, не могла выйти из дома, а тут еще с коляской и на первое свидание… Когда я, наконец, была готова, Леша отнес меня на руках в свою машину, сложил коляску в багажник, и мы отправились в центр. Я так волновалась, что даже забыла спросить, как он узнал мой адрес. Я влюбилась практически сразу. Это было уже забытое ощущение полета. Пока я его вновь не испытала, я и не знала, насколько оно мне было необходимо. Я снова была собой. Не колясочницей с тяжелой судьбой, а молодой девушкой, которая нравится мужчине, который за это нравится ей еще больше.
Евгения Воскобойникова, Анастасия Чуковская. «На моем месте. История одного перелома». Издательство Individuum, 2017.
Спасибо, что дочитали до конца!
Каждый день мы пишем о самых важных проблемах в нашей стране. Мы уверены, что их можно преодолеть, только рассказывая о том, что происходит на самом деле. Поэтому мы посылаем корреспондентов в командировки, публикуем репортажи и интервью, фотоистории и экспертные мнения. Мы собираем деньги для множества фондов - и не берем из них никакого процента на свою работу.
Но сами «Такие дела» существуют благодаря пожертвованиям. И мы просим вас оформить ежемесячное пожертвование в поддержку проекта. Любая помощь, особенно если она регулярная, помогает нам работать. Пятьдесят, сто, пятьсот рублей - это наша возможность планировать работу.
Пожалуйста, подпишитесь на любое пожертвование в нашу пользу. Спасибо.
Хотите, мы будем присылать лучшие тексты «Таких дел» вам на электронную почту? Подпишитесь
В конце ноября 2016 года в свет выйдет книга «На моем месте. История одного перелома». Это рассказ воронежской экс-модели, студентки ВГУ, а теперь журналистки телеканала «Дождь» Евгении Воскобойниковой. Историю о том, как девушка уехала из Воронежа в столицу, через что ей пришлось пройти во время лечения, как удалось обрести новую профессию и родить малыша, записала журналистка Анастасия Чуковская.
На сайте издательства «Медуза» с разрешения издательства опубликована глава из книги «Добро пожаловать в Саки».
Вкратце напомним историю Евгении Воскобойниковой. Она родилась в Воронеже. В нашем городе была известной моделью. Училась на факультете экологии ВГУ. В 2005-м на конкурсе красоты стала мисс «Леди Совершенство». Беда пришла в феврале 2006 года. Авто, которым управлял пьяный водитель, врезалось в дерево. В салоне сидели три девушки — две получили травмы позвоночника. Помимо Евгении, серьезно пострадала Анастасия Ругаева — вице «Мисс Воронеж». Она неделю была в коме.
В 2010-м Евгения Воскобойникова стала работать телеведущей на канале «Губерния». Год спустя переехала в столицу — устроилась на телеканал «Дождь». Снова стала моделью — ведет показ «Кутюр без границ», водит машину.
«Операцию вам сделали? Ну и слава богу» - так на меня реагировали воронежские физиотерапевты», — рассказывает в своей книге Евгения Воскобойникова.
Как оказалось, доктора не могли посоветовать, что ей еще делать.
«Они делали свою работу, ничего дальше своего кабинета не видели и, видимо, не хотели видеть. Никакой системы «что делать, если» до сих пор не существует. Никакого протокола. Мы обо всем узнавали как-то случайно», — поясняет Евгения Воскобойникова.
Матери Евгении пришлось самой выяснять, чем лечиться и где проходить реабилитацию. Все это, разумеется, требовало больших денег.
«Первые полтора года помогали друзья и знакомые, но со временем они куда-то исчезли», — продолжает Евгения.
Затем семья случайно узнала о фонде, который помогает детям и взрослым. Благодаря ему удалось собрать более 265 тысяч на реабилитацию и более 290 тысяч рублей на тренажер.
«Для некоторых инвалидов борьба за положенные льготы становится делом жизни, полноценной работой», — отмечает Евгения Воскобойникова.
Читайте также
21:54
20 ноября 2016
В книге она вспомнила историю экс-госслужащего, который получил травму шеи. Он «выцарапывал» у государства все, что только мог. И много удалось добиться — электроподъемник в подъезде и ремонт в квартире за госсчет. А все благодаря тому, что «знает все законы и свои права и не стесняется пользоваться старыми связями».
Евгения Воскобойникова также вспомнила историю своего визита к молодому доктору лечебной физкультуры. Вместо инструкций и направлений на процедуры тот вдруг заявил:
«Что ты паришься? Ты будешь сидеть до конца жизни. Тебе не надо пытаться встать, тем более пытаться ходить, тебе это не нужно. Это нужно другим людям, например, после инсульта, тем, у кого травма полегче. А тебе это не надо, только будешь коленные суставы портить».
По словам журналистки, они была шокирована. Пожаловалась руководству, но те лишь развели руками…
